– Начинается, Анджела.
Она стиснула зубы:
– Ну и пусть.
– Скоро станет хуже.
– Нет…
Я вытащил из кармана ампулу с морфием и положил ее на тумбочку.
– Рассказывайте.
Дрожь все усиливалась. Наконец судороги охватили все тело Анджелы, затряслась даже койка. Я едва не почувствовал раскаяние. Но вовремя напомнил себе, что не вводил девушке налорфин, и ее реакция объясняется самовнушением.
– Анджела?
– Ну, ладно… – выдохнула она. – Это я… Моих рук дело. Мне пришлось.
– Почему?
– Я боялась… Клиника. Боялась я…
– Вы таскали зелье из хирургического отделения?
– Немножко.., только-только, чтобы…
– Как долго?
– Три года. Может, четыре.
– Что произошло потом?
– Роман ограбил клинику. Роман Джонс.
– Когда?
– На той неделе.
– И?
– Они начали искать. Проверяли всех.
– И вы больше не могли воровать?
– Да.
– Что вы сделали?
– Попыталась купить у Романа.
– Так…
– Он заломил слишком высокую цену.
– Кто предложил сделать аборт?
– Роман.
– Чтобы раздобыть деньги на дурь?
– Да.
– Сколько он хотел? – спросил я, хотя уже знал ответ.
– Триста долларов.
– И вы выскоблили Карен?
– Да…да…да…
– Кто давал наркоз?
– Роман. Это не сложно. Тиопентал.
– И Карен умерла.
– Она ушла на своих двоих… Мы сделали все на моей кровати… Все было в порядке…
– Тем не менее вскоре она умерла.
– Да… Господи, да вколите же мне хоть чуток…
– Вколем, вколем, – заверил я ее.
Наполнив шприц водой, я выдавил воздух, пустил к потолку маленький фонтанчик и ввел содержимое в вену Анджелы. Девушка мгновенно успокоилась, дыхание ее сделалось ровным и свободным.
– Вы сами делали аборт? – спросил я.
– Да.
– И он привел к гибели Карен?
– Да, – вполголоса ответила она.
– Ну, что ж, – я похлопал ее по плечу. – Теперь просто расслабьтесь.
Хардинги ждали нас в коридоре. Том вышагивал взад и вперед, попыхивая сигаретой.
– Ну, как она, доктор? Что показали анализы?
– Все хорошо, – ответил я. – Непременно поправится.
– Какое облегчение, – молвил Том, и его плечи расслабились.
– И не говорите, – согласился я.
Нортон Хэммонд метнул на меня быстрый взгляд, но я отвернулся. Головная боль усилилась, временами у меня даже мутилось в глазах, причем правый видел гораздо хуже, чем левый.
Но кто-то должен был сообщить родителям дурную весть.
– Мистер Хардинг, боюсь, что ваша дочь имеет отношение к делу, которое будет расследовать полиция.
Он ошарашенно уставился на меня. Мгновение спустя черты его странным образом разгладились. Он понял. Как будто узнал то, что подозревал уже давно.
– Наркотики, – глухо проговорил он.
– Да, – ответил я, чувствуя, что мне становится все хуже и хуже.
– Мы ничего не знали, – поспешно сказал Хардинг. – Иначе мы бы…
– Но подозревали, – подала голос миссис Хардинг. – Мы не могли с ней совладать. Она слишком своенравная и независимая, самоуверенная и самостоятельная. С младых ногтей все решала сама.
***
Хэммонд вытер потное лицо рукавом и сказал:
– Ну, вот и все.
– Да, – ответил я.
Он стоял рядом, но голос его звучал глухо и будто издалека. Все окружающее вдруг показалось мне какой-то бессмыслицей, утратило всякое значение. Люди вдруг сделались маленькими и бледными. Боль накатывала резкими волнами. Один раз я даже был вынужден остановиться и отдохнуть.
– В чем дело? – спросил Хэммонд.
– Ничего, просто устал.
Он кивнул:
– Ну вот, все позади. Ты должен быть доволен.
– А ты?
Мы вошли в «конференц-зал» – тесную каморку, где стояли стол и два стула, а на стенах висели памятки, что делать в экстренных случаях – при геморрагическом шоке, отеке легких, ожогах, переломах. Мы сели, и я закурил сигарету; моя левая рука совсем ослабла, я едва сумел чиркнуть зажигалкой.
Несколько минут Хэммонд разглядывал памятки. Наконец, после долгого молчания, он спросил:
– Выпить хочешь?
– Да.
Меня тошнило, я был зол и чувствовал омерзение. Вероятно, глоток спиртного поможет избавиться от этих ощущений. Или, наоборот, усугубит их.
Хэммонд открыл шкафчик и достал из его недр плоскую флягу.
– Водка, – сказал он. – Для экстренных медицинских надобностей. Никакого запаха.
Отвернув крышку, он припал к горлышку, затем протянул флягу мне.
– Господи, – сказал он, пока я пил. – Ширнулся, словил кейф, упал замертво. Вот и вся жизнь. Господи.
– Да, нечто в этом роде, – согласился я, возвращая ему флягу.
– И ведь славная девчонка.
– Да.
– И еще это плацебо. Устроил ей «ломку» при помощи воды, водой же и снял.
– Ты знаешь, как это бывает.
– Да, она просто поверила тебе.
– Вот именно, – ответил я. – Поверила. Я посмотрел на памятки, иллюстрирующие схему обработки порезов и диагностики внематочной беременности. Когда мой взгляд наткнулся на строки, повествующие о нарушениях менструального цикла и пульсирующей боли в правой нижней четверти живота, буквы начали расплываться.
– Джон.
Я не сразу сообразил, что Хэммонд обращается ко мне. Я даже услышал его не сразу. Хотелось спать. Я едва соображал и двигался, как муха в патоке.
– Джон!
– Что? – Мой голос звучал глухо, как в склепе. Я слышал эхо.
– Ты как?
– Нормально.
«Нормально.., нормально.., нормально…» – повторило эхо. Я был как во сне.
– У тебя ужасный вид.
– Все хорошо…
«Хорошо.., хорошо.., хорошо…»
– Джон, не сходи с ума.
– Я не схожу, – ответил я и смежил тяжелые веки; они тотчас слиплись. – Я радуюсь.